Я знаю, что это покажется странным,
Но думаю, что вы поймёте меня.
Выстукивал поезд: "Пора-нам-пора-нам",
Стучал, торопясь всё вокруг поменять.
Вокруг шелестела кульками плацкарта,
И в тамбуре кто-то курил не спеша.
Четыре восхода. Четыре заката.
И делать не надо, считай, ни шиша.
За чаем и водкой велись разговоры -
О бабах, о дружбе, о детях, за жизнь,
И поезд, бежавший на диво проворно,
Упрашивал всех: "Рас-ска-жи-рас-ска-жи".
Короче, вагон был набит до отказа:
Чего бы не ехать - сезон отпусков!
И гомон, что шёл отовсюду и сразу,
На мозг мне ложился бетона куском.
И я прикорнул на своей боковушке:
Молчать самому и не слышать других.
Да так задремал - не разбудишь из пушки,
А лучше и вовсе будить не моги.
Однако, проснулся, разбитый настолько -
Сгребай на совок и смывай, как говно.
И кто б объяснил мне, товарищи, толком:
Какого же чёрта в вагоне темно?
Казалось, делов-то - ну едем, и едем.
Пугать вообще-то не просто меня,
А тут передрейфил, как перед медведем.
В окошко смотрю - но и там ни огня.
Я в панике щупаю верхнюю полку -
Там пусто. Да что же, скажите, за чёрт?
Я вдоль по вагону, и тоже без толку.
И страшно - едва по ногам не течёт.
Один мой дружок, мистик и эзотерик,
Сказал, что в тот день был "хреновый астрал",
И много случилось тяжёлых истерик.
...Но как я орал! Как я, братцы, орал!
А дальше - всё буднично, просто и скучно.
Проснулся народ, прибежал проводник,
И врач-терапевт, мой случайный попутчик,
Хлеща по щекам, бормотал: "Извини".
Измерили температуру - под сорок.
А там всё же поезд, не стационар.
Короче, поездка закончилась в "скорой",
И больше добавить нельзя ни хрена.
Но этот испуг - он, наверное, будет
Шататься за мною всегда и везде.
Ведь знаешь - вокруг люди, люди и люди,
А смотришь - и вовсе не видишь людей.